По сравнению с ранним железным веком (Ш-П вв. до н.э. — первая четверть II тыс. н.э.) раннесредневековая история Якутии до 1970-х гг. была освещена крайне скудно. Так, в 1940-х гг. А.П. Окладников на небольшом материале наметил два периода, связанных здесь с развитием «позднего железа»: культуру «малых домов» (конец XV-XVI вв.) и эпоху, «кыргыс-этехов» (XVI-XVII вв.). При этом «малые дома», по мнению автора, представляли собой памятники переходного времени от раннего железного века к якутской культуре, обитатели которых еще не были знакомы с скотоводством. А первые скотоводческие поселения появились в ХУ1-ХУИ вв. т.н. «кыргыс-этехи». В дальнейшем аналогичные к «малым домам» памятники были раскопаны И.В. Константиновым.
В 1976 и до начала 1990-х гг. впервые были выявлены и раскопаны памятники, связанные с распространением скотоводства в бассейне Средней Лены. Эти поселения, изученные в Мегино-Кангаласском, Таттинском, Чурапчинском, Усть-Алданском, Амгинском улусах, объединены А.И. Гоголевым в одну кулун-атахскую археологическую культуру. В дальнейшем такие поселения были обнаружены на территории Вилюйского улуса.
Эти поселения скотоводов однотипны, относятся к одному времени, определенной территории и, вероятно, к одной этнической общности. По радиоуглеродным данным они определены XIV-XV вв. Примерно на рубеже XV-XVI вв. у кулун-атахцев произошли некоторые изменения в материальной культуре. Это дало возможность выделить в изучаемой культуре второй этап, Сырдыкский, по названию поселения, в материалах которого прослежены эти изменения.
Кулун-атахская культура в основном представлена поселениями за исключением двух погребений. Последние, по всей видимости, относились к завершающейся стадии культуры. Они представляли собой одиночные захоронения, лежащие на глубине 90-95 см от земной поверхности. Ориентировка широтное, головой на запад. В районах Сибири обычай погребать умерших на левом боку с подогнутыми ногами и кистями рук перед «лицом» впервые зафиксированы в памятниках Алтая, Приобья и Северо-западной Монголии, датируемые VIII-VII до н.э. В Минусинской котловине аналогичные погребения местами сохраняются до VIII-XII вв.
Результаты анализа предметов кулун-атахского комплекса показывают, что глиняные сосуды, два типа ножей, ножницы, серьги, железные наконечники типа средней, костяные застежки для пут, костяные струги с прорезями, наконечник с руническими знаками, обломки палаша, косы-горбуши, бусы из бирюзы, нефрита и перламутра, формы жилищ проявляют определенную связь с аналогичными вещами из культур Прибайкалья, Южной и Западной Сибири, в основном, датируемых курыкано-уйгурским временем. Но часть кулун-атахского комплекса несет на себе заметный отпечаток влияния традиций бронзового и раннего железного века Якутии. Это, прежде всего, относится к костяным и железным наконечникам стрел.
В сырдыкском этапе впервые появляются вещи, которые в XVII-XVIII вв. составили определенную часть материальной культуры якутов: глиняные сопла от горна, глиняные ножки-поставки, железные вильчатые наконечники стрел, пальма, ножи, «овечьи» ножницы, скобель, роговые орнаментированные рукоятки опахале из конского хвоста, концевые костяные накладки лука. Поздняя якутская керамика XVII-XIX вв. оформилась в результате дальнейшего эволюционного развития сосудов кулун-атахской культуры. Исчезновение тонкостенной керамики эпохи раннего железного века фактически датируется началом второй четверти II тыс. Интересно отметить, что тунгусы и юкагиры, с которыми связывают культуры начиная от неолита до раннего железного века в территории Якутии, в XVII в. уже не знали производства керамики. Это обстоятельство может говорить о сравнительно давнем исчезновении из их обихода глиняных сосудов. Во всяком случае, так рано, что даже не сохранилось о них упоминания в фольклоре этих народов.
На смену в бассейн Средней Лены приходит новая раннесредневековая скотоводческая культура кулун-атахцев, основные опорные памятники которой датируются Х1У-ХУ вв. Разумеется, она не являлась еще окончательно сформировавшейся культурой якутов.
Таким образом, в общем облике материальной культуры кулун-атахцев наблюдаются синтезированные субстратные истоки культуры раннего железного века при доминировании пришлых, южных основ культуры тюркской эпохи У1-Х11 вв. Прибайкалья, Южной Сибири. При этом преобладающее значение имели истоки, связанные с курыканской культурой и южносибирской тюркской средой. Несомненно, кулун-атахцы имели связь с населением Приангарья и бассейна Верхней Лены, жившего в начале II тыс., наследника тюркской эпохи Прибайкалья, оставившего вплоть до Усть-Кута памятники культуры «лесных скотоводов».
Принято считать, что этнос приспособляется к определенному ландшафту в момент своего оформления. С этой точки зрения, якуты как народность сложились в бассейне Средней Лены. Пришлые скотоводы, кулун-атахцы, осваивая Центральную Якутию, произвели определенные изменения в хозяйственной жизни региона, привели с собой лошадей и крупный рогатый скот, организовали сенокосно-пастбищное хозяйство. Началось распространение и утверждение производящего хозяйства в Якутии.
Обзор вещевого комплекса из памятников XVII-XVIII вв. показывает его глубокую связь с материальной культурой кулун-атахцев, ставшей основой развития традиционной культуры якутов. Вместе с тем наблюдается существенное изменение культуры, происходившее под влиянием не столько автохтонной этнической среды, сколько дальнейшим её приспособление к местной природно-климатической среде.
Параллели, наблюдаемые между курыканской и кулун-атахской культурами, в изучаемый период как бы затушевываются. Но вместе тем вырисовывается панорама былых кыпчако-якутских связей по линии сходства некоторых черт материальной культуры. С ними необходимо связать также обряд погребения с конем, особенно с остовом коня, чуждый как для курыкан, так и для монголоязычных предков якутов. Возможно, и западная ориентация, характерная в погребальном обряде якутов, возникла под прямым или опосредствованным воздействием кыпчакской среды. Во всяком случае, известно, что в XII-XIII вв. под влиянием печенежско-торческого обряда, как отмечалось выше, половцы (кипчаки) стали придерживаться западной ориентации при погребении умерших. С ними с левой стороны, в отдельной яме или вместе с покойником, обнаруживается захоронение остова коня головой на запад, иногда, на приступке, рядом с ямой, перекрытой деревянными плахами.
По словам А.И. Гоголева, влияние монголоязычной среды, хорошо проявляемое на языковом материале, в археологических памятниках XVII-XVIII вв. практически не прослеживается, не прослеживается оно также на якутском орнаменте XVII-XVIII вв. за небольшим исключением.
Как известно, Омогой Баай прибыл со своей семьей и слугами, среди которых были кузнецы, шаманы, охотники, работники и воины. Всеми управлял родовой владыка. Жена Омогоя, дети, родственники, «работники-слуги-рабы», их жены, имеющие внутри рода специальные занятия, жили родовым строем, работали и охотились под руководством Омогоя. Земля и скот находились в родовом владении, но постепенно главным богачом стал Омогой Баай. Со временем его владение было разрушено, выделившиеся семьи во главе со своими главами стали вести отдельное хозяйство. Владение Омогой Баайа постепенно перешло в руки Эллэй Боотура, прибывшего на Среднюю Лену после разгрома на родине (Боло С.И., 1994, с. 101–102).
Таким образом, вокруг клана Омогоя постепенно образовалось целое владение, к которому примыкали новые беженцы с юга и постепенно обьякучиваемые коренные жители края. Все они принимали язык своего предводителя и усваивали скотоводческую культуру, принесенную им с юга. Представляется соблазнительным связывать их с обитателями культуры «малых домов». Напомню, что люди, оставившие культуру «малых домов», были охотниками и рыболовами, не занимавшимися скотоводством. Так, А.Н. Алексеев «малые дома» считает самостоятельной культурой, переходной от раннего железного века к кулун-атахской культуре, и датирует их XIII в. (Алексеев А.Н., 1994, с. 31–32).
Согласно якутским преданиям, в зимние времена года Омогой Баай жил в балагане, обмазанном глиной. В нем не было ни печи, ни дымового отверстия, ни окон. Люди Омогоя вешали над очагом (костром) большую кожаную сумку (хаасах) и когда она наполнялась дымом, выносили ее наружу (Боло С.И., 1994, с. 75).
В статье М.М. Носова, сделанной на основе изучения фольклорных источников, говорится о том, что в незапамятные времена в Ленском крае жили бродячие роды. Они занимались только охотой на диких зверей и птиц, уходили в погоню за ними все дальше на север. Но позже появились группы скотоводов, пришедшие не сразу и не с одного какого-либо места. Он шли и в одиночку, и группами; cо скотом и без скота; с востока и с юга; по воде и по суше. Потом пришла большая группа людей – это были предки саха, люди Эллэя. Сыновья Эллэя разбрелись по окрестным лесам и там обнаружили потомков людей Омогоя. Часть людей Омогоя на Татте и Амге, предки Батурусского улуса, еще продолжала заниматься скотоводством своих предков, в отличие от любителей охоты за сибирской белкой и пушистой лисицей, предков современных жителей Борогонского улуса (Носов М.М., 1926, с. 26–34).
